Центральное место среди петроглифов Байкала занимала, бесспорно, Саган-Заба, известная эффектной галереей шаманов. Не меньшим почитанием пользовались также скалы в бухте Ая, рисунки на горе Сахюртэ, близ улуса Елзагур, в местности Тажеран и в других местах Приольхонья. П.П. Хороших упоминает в своих работах еще несколько памятников близ Онгурена, Больших Кочериков, на острове Угунгой, у деревень Хонхой, Сергэтэ и Поповой, но они никогда не были опубликованными и до сих пор еще не найдены современными исследователями. Зато обнаружены другие ‑ по рекам Куртун и
Сарма. Наши поездки на остров Ольхон дали еще три местонахождения новых памятников, а также нижний слой древних рисунков на уже известных петроглифах в бухтах Саган-Заба и Ая. Самым интересным было то, что эти рисунки были выполнены красной охрой, тогда как почитаемые местными бурятами были исключительно выбитыми и процарапанными. Новым оказалось и то, что впервые памятники подобного рода обнаружены на островах Байкала и имели много общего с так называемыми «селенгинскими» наскальными изображениями Забайкалья, датированными эпохой бронзы и раннего железа.
Как и следовало ожидать, изучение смысла наскальных рисунков дало ключ к расшифровке идей и образов, которыми жили и во что верили древние поморы. Прежде всего мы увидели тех же мифических рыб и нерпу, уже знакомых по каменным скульптурам с неолитических стоянок. Еще М.Н. Хангалову в конце прошлого века местные буряты подтвердили, что их предки изображали рыб тогда, когда поклонялись так называемым Укан-хатам (царям водных глубин, конкретно ‑ Байкала). Тотомки почитали такие изображения священными и называли их Уhан-хаhы hурэт (доcл., «изображение царей вод»).
На мраморных скалах в бухтах Саган-Заба и Ая найдены также изображения красивых и гордых лебедей. Эти рисунки удивительно перекликаются с образом лебедя-прародительницы генеалогической легенде хоринских бурят, о чем мы скажем ниже. Точно так же на Ольхоне и у с. Байкальского встретились целые композиции, в которых главную роль играют орлы с их мощными и сильными крыльями, распластанными в парящем полете. Более того, у входа в знаменитую Шаманскую пещеру на мысе Бурхан встретился странный рисунок получеловека-полуорла, одетого в шаманское облачение и держащего в руках бубен с колотушкой. Этот образ кажется иллюстрацией древнего мифа об орлином божестве Шаманской пещеры, остров Ольхон и всего Байкала, который передал шаманский сан по воле небесных владык первой попавшейся женщине. Точно так е данный рисунок перекликается с мифологическим образом бога Северного моря (Байкала) у древних китайцев, бога, якобы живущего на единственном каменном острове посреди студеных вод сибирского озера.
Однако больше всего на байкальских петроглифах оказалось изображений шаманов в состоянии обрядовых танцев. Одетые в традиционные костюмы с висящими подвесками, держащие в руках гремящий бубен с колотушкой, носящие характерные рогатые шапки на голове, они, казалось, только что сошли с макетов музейных витрин. Как красочная иллюстрация, перед нами разворачивается бесконечный цикл шаманских ритуальных камланий и набор культовой атрибутики жреца. Мы видим изображения мифических чудовищных многоголовых змей ‑ неизменных спутников шаманов в их странствиях по страшным царствам потустороннего мира; вот знакомое по легендам «мировое дерево», по ветвям которого шаман попадает к небесным божествам, а по корням ‑ в мир предков; здесь же иллюстрация жуткого обряда получения шаманского дара, когда тело посвящаемого жреца «разрезают» на мелкие куски, подобно жертвенному животному. Особый интерес вызывает композиция на горе Сахюртэ, изображающая мифического героя, сражающегося с чудовищным змеем-драконом из вод Байкала. Другое злое существо, помогающее дракону в борьбе с человеком, имеет птичью голову с острым клювом. Как не вспомнить в этой связи уже знакомые нам древнекитайские образы аналогичных владык Северного моря из «Книги гор и морей» рубежа веков или почти современные представления о божествах Байкала в бурятско-эвенкийских шаманских преданиях!
Отсюда следует вполне определенно, что авторы байкальских петроглифов бронзового ‑ раннего железного веков, оставившие в наследство тысячи рисунков на священных скалах побережья сибирского озера-моря, были знакомы с теми шаманскими представлениями рыболовов и охотников, которые в почти неизменном виде дожили до этнографической современности. Истоки же этих мифов, естественно, следует искать в глубинах каменного века.
Для того чтобы не оставалось сомнений в назначении древних петроглифов как святилищ, неких языческих храмов под открытым небом аборигенов Байкала, А.П. Окладниковым и позже мною были предприняты раскопки останков жертвенных приношений у подножий некоторых живописных скал с рисунками. Первые же исследования на Саган-Забе дали многочисленные культурные остатки: непосредственно под дерном стали попадаться кости лошади и обломки глиняной посуды курыканского времени; еще ниже, на глубине до полутора метров, вскрыт древний очаг, заполненный каменными отщепами, костями нерпы, обломками глиняной посуды поздней поры каменного века, топор из лосиного рога, насад костяного гарпуна и, что особенно интересно, ‑ заготовки скульптурных изображений рыб, аналогичных ранее найденным на озере Котокель на стоянке Улан-Хада в истоке Ангары и в других местах Байкала. Материалами для них служили окатанные волнами куски камня у подножий мраморных утесов.
Особенно важно подчеркнуть и то, что во время произведенных раскопок были обнаружены развалины какого-то жилища типа полуземлянки, однако назначение его до сих пор не установлено. Но вполне может быть и то, что строение представляло собою остатки наземного языческого храма, а рисунки на близлежащих скалах ‑ это не что иное, как древний иконостас, посвященный божествам Байкала. По крайней мере, еще совсем недавно находились старики-буряты, которые умели «читать» по сохранившимся композициям забытые страницы из жизни мифических владык сибирского водоема и приносили им различные жертвенные дары, дабы тем самым обеспечить спокойное плавание по озеру, богатый улов рыбы, защитить семью от козней злых духов, принести счастье своему родовому коллективу.
В самой вершине пади, под скалами, выявлены новые следы почитания утеса Саган-Заба. Это серия миниатюрных очажков-жертвенников из камней в форме круга. Они располагаются своего рода «цепочками» ‑ рядами, ориентированными с востока Фна запад почти параллельно берегу Байкала. Очажки эти, сходные с неолитическими очагами Ангары и Лены, но не покрытые землей, очевидно, служили той же цели, что и шаманские жертвенники этнографической современности. На них, судя по виднеющимся между камнями мелким обожженным косточкам, приносили в жертву духам Саган-Забы и Байкала жертвенных животных. «Степень выветренности камней, ‑ писал академик А.П. Окладников, ‑ свидетельствует о том, что эти шаманские жертвенники относятся к далеким временам и насчитывают, вероятно, не одну сотню лет».
С этого священного для бурят места открывается прекрасный вид на простор Байкала, на далекий противоположный берег озера, синеющий своими зубчатыми вершинами. А.П. Окладников небезосновательно считал, что такое место, поражающее своей красотой и величием, выбрано было для жертвоприношений не случайно. «Где, как не в этом месте, должен был, с точки зрения «детей природы», поклонников грозных божеств ‑ шаманистов, пребывать владыка Байкала и прибрежных скал? И откуда, как не с этой высоты, могли они услышать мольбы о помощи и защите?»
Подобные археологические раскопки были проверены и нами у подножий древних петроглифов на северном Байкале. Найденный материал имел явно жертвенное происхождение и дал картину долгой традиции функционирования святилищ от неолита до наших дней. Таким образом, была доказана преемственность обрядовых действий на протяжении нескольких тысячелетий. Следовательно, абсолютное большинство шаманских культовых мест бурят и эвенков на берегах Байкала, чему удивлялся в 1772 году академик И.Г. Георги, действительно является логическим продолжением культовой традиции древних рыболовов и охотников, а именующиеся на береговых утесах рисунки ‑ иконографическими образами почитавшихся божеств Байкала.