Eng | Рус | Буряад
 На главную 
 Новости 
 Районы Бурятии 
 О проекте 

Главная / Каталог книг / Литература и искусство / Литература / Литература и Байкал

Разделы сайта

Запомнить меня на этом компьютере
  Забыли свой пароль?
  Регистрация

Погода

 

Законодательство


КонсультантПлюс

Гарант

Кодекс

Российская газета: Документы



Не менее полезные ссылки 


НОЦ Байкал

Галазий Г. Байкал в вопросах и ответах

Природа Байкала

Природа России: национальный портал

Министерство природных ресурсов РФ


Рейтинг@Mail.ru

  

Яндекс цитирования Яндекс.Метрика

Колокола Байкала: Байкал в поэзии четырех веков. Ч.5.

Автор:  Козлов И.
Источник:  Байкал. - 2007. - № 3. - С. 160-178;

«Провинция охотно принимала...» №5

 В 50-е - 70-е годы Сибирь пережила нашествие индустрии, половодье ро­мантики и поэзии. Отголоски того освободительного сдвига не умолкают и сегодня, и симфония долгих отзвуков и раскатов столь причудлива и сложна, что движение в русле давнего эха чревато соскальзыванием в ностальгичес­кую эклектику имен и событий. Но будем надеяться, что стержневой поток тематики, как придонная струя, поможет нам удерживать повествование в бе­регах.
Не Байкал, а его дочь Ангара вышла в то время на мировую авансцену. Одолев 1850 км от отчего порога, она достигла Енисея, но рок уже готовил конец ее вольности. Еще в 1930 годы соорудили проект «Ангаргэсстрой», но вклинилась война, и все перекинулось на послевоенное время, и 21 января 1950 года приняли решение о строительстве Иркутской ГЭС. Саму ГЭС про­ектировал инженер Г. Н.Суханов. В то романтическое время страна шла на взлет, и казалось, что вся Россия пересела на поезда и самолеты, переселилась в палатки, и все ехали и летели, и плыли неведомо куда, но, несомненно, в светлое будущее. Песни строителей, геологов, монтажников, моряков, романтиков звучали всюду. Пели про паруса Крузенштерна и про бригантину, про рюкзаки и привалы, про то, что земля кругла и дорогам конца не видно, про дожди и рассветы, про девчонок, танцу­ющих на палубе, про тайгу и далеких любимых.
Над Байкалом и над Ангарой не было места, где бы костры не назначали свидания байкальским ветрам, и их взаимные поцелуи всегда были горячи и порывисты А вокруг гремели гитары, а в городах на эстрадах ударники исхо­дили ритмом, да так громко, что далеко над тайгой взмывала музыка, и все мы стремились на свидание с Байкалом, с новой, необыкновенной жизнью.
А началось все с того момента, когда первый экскаваторный ковш 17 марта 1949 года вынул первый кубометр гравийного грунта в Кузьмихинском логу из будущего карьера первого искусственного моря на Ангаре.

                           Дочь Байкала,

                           Так вот ты какая:

                           Ты приблизилась к новой поре ..

                           Скоро, скоро по нашей указке

                           Разольешься морями в тайге,

                           У Кузьмихи - окраины Иркутска,

                           Наши парни тебя поперек.

                           Проложили с ухваткою русской

                           Небывалой плотины порог.

                           А сомкнут лишь ее перемычку –

                           Среди горных хребтов, среди скал,

                           Будет, с нами ведя перекличку,

                           У Иркутска плескаться Байкал.

                                                             Михаил Скуратов, 1955 г.

 

Ангара - родная дочь Байкала и Сибири - стала местом долгого пиршества поэтов. Непосредственно на перекрытии Ангары присутствовал и наблюдал его самый народный поэт России Александр Трифонович Твардовский, автор бессмертного «Василия Теркина», лауреат почти десяти Государственных пре­мий. В то время Александр Трифонович возглавлял самый «толстый» журнал Советского Союза «Новый мир» и, как редактор и публицист, считал себя обя­занным видеть эпохальное событие - рождение Ангарского энергетического каскада, гигантской Восточно-Сибирской энергосистемы.
Как любили тогда выражаться, штурм Ангары начали 8 июля 1956 года. При перекрытии, вспоминал генеральный руководитель стройки Герой Со­циалистического Труда А.Е.Бочкин, Твардовскому отвели место на камне, над самой водой, повыше, чтоб хорошо было видно. Он стоял над прораном, и вода бешено крутилась внизу. Летели в воду огромные бетонные блоки, Ан­гара рвалась и ярилась, брызги достигали ног поэта, покрывали пальто, руки, орошали лицо. С самосвалов в воду сбросили 3500 бетонных кубов и 35 тысяч кубических метров гравия. Стоять у воды было холодно, и время от времени поэт оборачивался и два комсомольца, поставленные за его спиной, подавали ему на подносе рюмку водки и дольку соленого огурца. Впоследствии поэт написал поэму за «Далью даль».

                           Сибирь!

                           Леса и горы скопом.

                           Земли довольно, чтоб на ней

                           Раздаться вширь пяти Европам

                           Со всею музыкой своей.

                           Земля пробитых в глушь путей,

                           Несчетных верст и едких дымов,

                           Как мало знала ты людей...

                           И в старых песнях не устал

                           Взывать с тоской неутолимой

                           Твой Александровский централ

                           И твой бродяга с Сахалина.

                           Да, горделивая душа

                           Звучит и в песнях, с бурей споря,

                           О диком бреге Иртыша

                           И о твоем священном море.

                                                          Александр Твардовский

                             

 Кроме Твардовского, строительству Иркутской ГЭС посвятили свои про­изведения московские драматурги Арбузов и Розов, иркутский прозаик Таурин. А начальник строительства А.Е.Бочкин написал прекрасные воспоми­нания «С водой, как с огнем».
Глеб Пакулов, Виктор Киселев, Марк Сергеев, Петр Реутский, Юрий Скоп, Вильям Озолин, Е. В. Жилкина - многие поэты читали свои стихи на веран­де-крыльце байкальского домика Георгия Леви. Поодиночке или небольшими компаниями поэты и слушатели, художники и геологи, журналисты и медсес­тры, и привольно богемствующий народ - все мы проводили дни и вечера в освежающей атмосфере поэзии и сосново-кедровых тонизирующих разливов. Компанейская неудержимая эйфория, перекатывающая волнами веселья и бражничества, жажда общения и бесконечные разговоры о театральных но­винках, о книгах и выставках рождались не от праздности. В домике на Бай­кале сходились пути многих, кто побывал на Камчатке и на Тихом океане, в Заполярье и Монголии, в Якутии и Тафаларии. Уже во всю крутились тур­бины Иркутской ГЭС, а на севере возводили Братскую. Вся планета выгова­ривала названия Ангары, Байкала и Братска, и на всей планете восторженно и по-русски звучали слова «спутник», «Луна», «ракета», «гигантская ГЭС», и все ехали смотреть на молодые города Сибири, на новые огромные моря, на людей, которые, отработав по три трудовых смены, выстраивались в огром­ные очереди у книжных магазинов. И каждому из нас хотелось высказаться о времени и о себе.
Этическим и духовно-нравственным пространством, средой обитания для меня являлось повсеместное единение правдолюбцев и поэтов, убежденных, что всего одним словом они утвердят царство справедливости на земле. Это поэтическое братство сформировалось в 60-е-70-е годы на всем российском пространстве и никак не вписывалось в прокрустово ложе идеологии.

                            Живу, стихами занимаюсь

                            И с этим счастьем дорогим

                            И торжествую я, и маюсь,

                            И не могу расстаться с ним.

                                                      Ростислав Филиппов

 

Особые мотивы гражданства и бунтарства вносил в легионы подданных поэзии Евгений Евтушенко. В своей знаменитой сибирской поэме, в моноло­ге-диалоге Египетской пирамиды и Братской ГЭС, он напрямую, без всяких аналогий, сожалел о почти никаком нравственном совершенстве человечест­ва с древнейших времен.

                           Пирамида:

                           Вижу я сквозь нейлонно-неоновое

                           Государства лишь внешне новы.

                           Все до ужаса в мире не новое –

                           Тот же древний Египет - увы!

                           Вновь знакомое вижу воочию –

                           Лишь сугробы вместо песков.

                           Есть крестьяне и есть рабочие,

                           И писцы - очень много писцов.

                                                              Евгений Евтушенко

 

Поэты хорошо понимали друг друга, и быстрее, чем партийцы. Идеологи­ческое засилье - «очень много писцов», как иглы, втыкающие всем в головы марксистские идеалы, невольно рождали мысль о духовной несвободе, а от­сюда оставался один шаг до противления, но имело ли это смысл.

                           Пирамида:

                           Я, Египетская пирамида,

                           Говорю тебе, Братская ГЭС,

                           Сколько в бунтах рабов перебито,

                           Но не вижу я что-то чудес.

                           Говорят, уничтожено рабство...

                           Не согласна:

                           Гораздо мощней

                           Рабство всех предрассудков расовых,

                           Рабство денег,

                           Рабство вещей.

                           Да, цепей старомодных нет,

                           Но другие на людях цепи -

                           Цепи лживой политики,

                           Церкви

                           И бумажные цепи газет.

                                                           Евгений Евтушенко

 

Партийные идеологи, к их чести, безошибочно ценили силу поэтического слова, и ЦК комсомола получал указания поддерживать литературно-моло­дежные объединения, включать поэтов в агитбригады, предоставлять им эстраду, страницы газет и журналов, издавать сборники. Конференции, декады, литературные десанты, просто творческие командировки стали заурядным делом, и вокруг Байкала - в Иркутске, Братске, в Ангарске, на БАМе, в Байкальске, в Чите литературно-поэтические форумы вспыхивали как таежные пожары, отсветы которых широко возвещали о творческом потенциале си­биряков, согревая всех, кто явился на праздник. Поэтический бум был столь огромен, что сборники стихов, напечатанные даже стотысячными тиражами, достать было трудно, почти невозможно. При этом поэты, среди всех творчес­ких обитателей планеты, оставались самыми неприхотливыми мыслителями - они проявляли полнокровные творческие усилия при минимальном уровне технического обеспечения: блокнот, ручка - и это все, не считая таланта. Но талант - это неотъемлемо, ибо Поэзия - любимое искусство богов. Оно ранее других даровано людям, и Творец освободил поэтов от многих тягот.

                           Взял ручку, тему - и готово.

                           Неси творение в печать.

                           И вновь пиши.

                           Играй со словом.

                           Играл.

                           Не хочется играть.

                                                 Ростислав Филиппов

 

Кажущаяся легкость и простота искусства поэзии привлекала и привле­кает множество людей, жаждущих успехов. Но обманчивая простота, питая страсть, оборачивается нелегким трудом познания - а знать надо, как мини­мум, мировую поэзию. Ну, если не всех времен, то хотя бы современную. Если этого много, можно ограничиться поэтическими традициями Азии или Ев­ропы или обойтись только русской поэзией. Если и это не по силам, можно отринуть древнеславянскую словесность. Но тектоническая платформа рус­ской поэзии, сколько ни дели, все равно гигантски огромная. И, возможно, достаточно будет одной классики. Но и классика - это целый континент, сотни прекрасных поэтов, и можно просто согласиться на школьную программу. Но я не знаю ни одного поэта, который бы вырос только на школьных програм­мах.

                           А кто от счастья не шалеет,

                           Кого в поэты не влекло,

                           Когда черемуха белеет,

                           Как будто лебедя крыло!

                                                  Ростислав Филиппов

 

Легкость любого ремесла обманчива, а ремесла изящной словесности осо­бенно. Многие обманываются тем, что имея дело со словом с детства, убежда­ют себя - а что тут особенного, и мало-мальски сварганив строки, уже отдают их на суд знатокам. Ведь наша речь - это наше дыхание, так чего же проще. Но это не так. Словесность имеет поднебесные, почти подзвездные, трудно­доступные вершины, которые видятся досягаемыми, и глубины, которые ка­жутся доступными.

                           Ни ветерка.

                           Байкал в покое.

                           Ты смотришь с пристани на дно.

                           Со дна, покажется, рукою

                           Достанешь камешки ты. Но...

                           Ты видишь вдруг - большой, груженый

                           Проходит мимо теплоход.

                           И постигаешь, пристыженный,

                           Всю глубину байкальских вод.

                           Играть словами невозможно,

                           Когда их суть видна до дна,

                           И ощущается тревожно

                           Та, что у жизни, глубина.

                                                            Ростислав Филиппов

 

Поэты чрезвычайно мобильны: они способны мгновенно откликнуться на событие и выдать продукцию на-гора в течение нескольких минут. Другим видам литературы это не под силу. Дома, в дороге, в толпе, в одиночестве, но­чью и днем, в небе и под водой, в застолье и в лесу - везде и всегда может тру­диться поэт. В 50-е - 60-е годы, вместе со всеми и во все концы страны, отпра­вились поэты и собирали невообразимо огромные аудитории - цеха заводов, институты, дворцы культуры и стадионы не вмещали желающих присутство­вать на встречах. Творческие встречи, семинары, конференции, пушкинские, блоковские, есенинские, юбилейные и годовые праздники - все вершилось то в одном, то в другом конце страны, и сонмы счастливчиков, увенчанные лав­ровыми венками, как предвестники пришествия всеобщего счастья, мотались по городам и весям, падали прямо с неба и растекались говорливыми пото­ками по земле. И уж никак в этом не был обойден Байкал - цитадель мощной цивилизации воды, источник вдохновения.
Ярослав Смеляков, поэт грубоватый, но справедливый, бескомпромис­сный и независимый, познавший гулаги, но не растративший романтику пе­реломных лет, - тоже катил в Сибирь вместе с молодыми энтузиастами.

                           Купив на попутном вокзале

                           Все краски, что были, подряд,

                           Два друга всю ночь рисовали,

                           Пристроясь на полке, плакат.

                           Плакат удался в самом деле:

                           Мне были как раз по нутру

                           На фоне тайги и метели

                           Два слова: «Даешь Ангару!»

                                                             Ярослав Смеляков

 

Кто не пел в те годы смеляковское: «Если я заболею...» - оно звучало всюду

                           Если я заболею,

                           Я к врачам обращаться не стану.

                          Обращусь я к друзьям –

                           Не подумай, что это в бреду.

                           Постелите мне степь,

                           Занавесьте мне окна туманом,

                           В изголовье поставьте

                           Упавшую с неба звезду...

                                                                 Ярослав Смеляков

 

Имена Николая Грибачева и Василия Федорова мало, что скажут читате­лю двадцать первого века, но в шестидесятых двадцатого эти имена гремели, особенно Федорова, создавшего великолепные поэмы о времени, об искусст­ве, о любви. «Проданная Венера» была настольной книгой многих юношей и девушек. Федоров жил во Втором Иркутске, работал на авиазаводе. Покинув Сибирь, он вспоминал:

                           И сегодня погружен я

                           В мысли, чувства той поры,

                           До сих пор заворожен я

                           Островами Ангары.

                                                     Василий Федоров

 

Грибачев у нас не жил, он москвич, его имя постоянно мелькало в «Ли­тературной газете». Он один из немногих столичных поэтов, кто пересказал легенду о Байкале и Ангаре.

                           Известно стало не вчера

                           Округе этой всей,

                           Как из Байкала Ангара

                           Сбежала в Енисей.

                           Но нам милее во сто раз

                           Глядеть, как, выбрав курс,

                           Мчит Ангара, от брызг дымясь,

                           Дорогой на Иркутск.

                           Но знай, что близок день и год

                           Меж славных лет иных,

                           Когда по проводам пойдет

                           Огонь страстей твоих,

                           Когда, меняя нрав долин

                           И древних гор черты,

                           Погонишь тысячи машин,

                           Прольешься светом ты.

                                                     Николай Грибачев

 

Легенда дошагнула до столицы и столица зачастила к нам: Евгений Дол­матовский, Станислав Куняев, Борис Кауров, Евгений Евтушенко, Анатлий Жигулин, Марк Соболь, Алексей Смольников, Роберт Рождественский, Алек­сандр Межиров - это все Москва, это все имена известные.

                           За верстой уплывала верста...

                           И в купе, на четвертой заре,

                           Думал я, от бессониц устав:

                           «Как-то там, на моей Ангаре?»

                           Сколько лет я лелеял мечту

                           Постоять на заветном мосту.

                           Я спешил через тысячи верст

                           К Ангаре, где родился и рос,

                           Где, как воды Байкала светла,

                           Торопливая юность прошла.

                                                            Борис Кауров

 

Плацдарм был широк, побед множество, но у многих не имелось времени просто оглядеться и задуматься: что же будет потом? Но и тогда, в пору по­бедных реляций, у поэтов нет-нет да шевельнется тревога - все ли правильно, все ли хорошо?

                           От Великой ГЭС до Усть-Илима

                           Вечных сосен черная гряда,

                           Красная строительная глина,

                           Светлая байкальская вода...

                           Я люблю тебя, большое время,

                           Но прошу, прислушайся ко мне:

                           Не убей последнего тайменя,

                           Пусть гуляет в темной глубине.

                           Не губи последнего болота,

                           Загнанного волка пощади,

                           Чтобы на земле осталось что-то,

                           От чего теснит в моей груди.

                                                                Станислав Куняев

 

Спасибо Станиславу - одно милосердное слово спасает репутацию всех, мы не обратились в восторженных безумцев, уничтожающих все на пути к цели.
Сильна столица, ничего не скажешь, но сибиряки не уступали. Они и Мос­кву, было время, спасали, и говорили порою покруче, а потому дадим им сло­во. И если Грибачев просто расширил сибирскую легендарную географию, то Иннокентий Луговской, иркутянин, придумал чуть ли не новую легенду - по­общался с Шаманским камнем и, главное, на «ты».

                           ...И торчишь, как бык у входа,

                           Из Байкала в Ангару,

                           И разводишь шиверу,

                           Путь закрыв для парохода...

                           Позади валы Байкала.

                           Впереди - Иркутский порт.

                           И гостям из-за Урала

                           Я скажу, взглянув на борт:

                           -Здесь шумел он в непогоду,

                           Неприветлив и тяжел...

                           Здесь мешал он пароходу...

                           А теперь ушел под воду

                           И в предание ушел...                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   

                                               Иннокентий Луговской 

 

Весь Шаманский камень, конечно, не ушел - макушка его и сегодня торчит из воды, а в преданиях он был всегда, там навеки и остается. После заполнения уровень Иркутского моря поднялся на 30 метров от пре­жнего уровня реки, и на целый метр поднялся уровень всего Байкала. В зоне заполнения Иркутского водохранилища оказались 58 сел и деревень, дорога Иркутск - Листвянка, вся железная дорога до порта Байкал и около 100 тысяч гектар лугов, пашни, огородов. На новые места перенесли 3 тысячи усадеб и дворов, переселили 17 тысяч человек, построили новую автодорогу от Иркутс­ка до Листвянки, а железная дорога от Иркутска ушла в долину Олхи, а там до Слюдянки. Но Иркутская ГЭС была не просто стройкой - она стала генеральной репетицией перед возведением Братской ГЭС, самой большой тогда в мире.
Снимались с насиженных мест не отдельные семьи и старожилы - целые де­ревни, города и районы меняли свою топографию. Под воду, как Атлантида, уходил гигантский пласт старой Сибири, ее истории и культуры, а потому рядом со строителями работали археологи, историки, этнографы, подготавливая созда­ние музея сибирского деревянного зодчества и этнографии «Тальцы», осевшего ныне на пути от Иркутска к Байкалу. На очистительные и спасательные работы, на разбор и перевоз из зоны затопления памятников старины - старинных уса­деб, церквей, острожных башен, мельниц и прочее деньги закладывали в бюд­жет энергетиков, и сегодняшний музей деревянного зодчества «Тальцы» - это результат дальновидной политики и этики энергостроителей тех лет.
Странное дело память - я почти забыл поэта Юрия Скопа, который в шестидесятых начинал в Иркутске вместе со всеми. Человек большой, шумный, он окончил факультет журналистики, работал егерем, стюардом, горнопроходчиком, писал стихи, выступал на вечерах, печатался в альманахе «Анга­ра». Елена Викторовна Жилкина покровительствовала ему. Потом он уехал в Москву, снимался в кино у Шукшина, писал прозу. Это было время хрущевс­кой оттепели, но о многих вещах говорить вслух не рекомендовалось, и поэты умели быть иносказательными.

                           Стеклянный вал размашисто и круто

                           Ударит в борт - и только пыль да звон.

                           Иллюминатором цепляется каюта

                           За вспаханный сармою горизонт.

                           Июнь. А сильно пахнет талым,

                           Дырявым снегом.

                           Он - в гольцах.

                           Июнь. А небо над Байкалом

                           Нависло - тяжелей свинца.

                           Июнь - кочевье и разлука,

                           Июнь - маячные огни.

                           Июнь - ледовая разруха.

                           Июнь - попробуй, сохрани

                           Тепло обманчивого лета...

                                                                 Юрий Скоп

 

Все мы в те годы участвовали в создании гигантского конгломерата ВПК, но одновременно боролись за мир, убеждая себя и других, что крепкий защищаю­щий кулак нужен.

                           Кулак бывает правым и неправым.

                           И потому у каждого их два.

                           Один готов на честную расправу,

                           Другой - по части правоты едва...

                           Наш бурный век -

                           Он все же наступающий,      

                           Взрывающий устои передряг.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                     

                           И нужен веку –

                           Левый, понимающий,

                           Из сердца вырастающий кулак                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                     

                                                                       Юрий Скоп

 

Как боксер, Скоп знал, какой кулак нужнее, но в его душе звуки флейты или саксофона все же отодвигали барабанный бой. Юрий выразил это через образ морской посудины, тарахтящей и преодолевающей море.

                           Уходит «Обручев» в туман.

                           Тепло в нем, как в тужурке ватной.

                           В кают-компании стакан

                           Играет теплую сонату.

                           Бубнят валторны-дизеля,

                           Вступленья скрипки-реи просят...

                           И дирижирует земля,

                           На слух разучивая осень.

                           Соната - грусть.

                           Соната - даль.

                           И воплощенья, и тревоги.

                           Аллегро быстрое - вода.

                           Финал - причал в конце дороги.

                           А все, наверное, Байкал

                           Виновен, растревожив душу...

                           Стакан сонату сочинял...

                           Я руки грел.

                           Пил чай.

                           И слушал.

                           Юрий Скоп

Заглянув по хронике вперед, скажу, что случались тогда не только общие успехи, но и общие потери. Имена поэтов Володи Матвеева, Юрия Климова, Лии Болдыревой теперь мало кто помнит, но были утраты, которые не забыва­ются. Имя Александра Вампилова, хотя и драматурга, но прекрасного знатока поэзии, чуткого лирика и оппонента поэтов, трагически и навсегда связано с Байкалом - он утонул вблизи истока Ангары.

                           Здесь и спирт не поможет,

                           И трава-горицвет,

                           Стали сердцу дороже

                           Те, кого уже нет.

                           Отошли до заката

                           Имена, имена...

                           Вот и снова утрата –

                           Одолела волна.

                           Что ты сделал, кипучий,

                           Крутонравый Байкал?..

                                                       Анатолий Горбунов

 

Ностальгия - наша общая память, и думая о живых и вспоминая ушедших свидетелей и участников преобразования Сибири, я признаюсь, что был при-частен той романтики и реляций, когда трудно было не сказать о времени и о себе. Куда только нас не заносило. И случались странствия на особицу. Юрий Штейн, изыскатель-гидролог, изучал нравы и характеры всех сибирских рек - Ангары, Енисея, Тунгуски, а потом он оказался аж на Хантайке. В те годы это глухомань на безлюдном заполярном Таймыре. Я с бригадой монтажников-энергетиков колесил там же, но в относительно обжитом пространстве запо­лярного лоскута - Норильск - Дудинка - Каеркан - Талнах. А Юрий доброволь­но жил один на безлюдных берегах Хантайки и из тайги и тундры, по причине отдаленности и бездорожья, был почти невыездным. Но так было надо. Без его замеров уровня вод, проб, анализов, наблюдений температур, сроков замерза­ния и таяния льда на реках гидростроители не смогли бы возвести Хантайскую ГЭС, и Юрий жил там отшельником, но наши письма и приветы находили друг друга. Работа на Хантайке была эксклюзивная - там исполнялся штучный проект - плотину Хантайской ГЭС предполагалось наморозить, создать изо льда, поскольку все происходило в зоне вечной мерзлоты. Кругом вода - она и в плотине, она и в турбине, она и как мост. А характеров у воды тысяча, и ее нравы надо ох, как знать, иначе все рухнет. Когда у Юрия на Хантайке слу­чалась пересменка, мы встречались, а место встречи оставалось постоянным Рандеву проходили в теплом местечке Заполярья, в норильском кафе «69-я параллель» - сама эта параллель лежала на полпути от Хантайки к Норильску. В это кафе вход не романтикам и не поэтам был закрыт. По веянию времени Юрий слыл бардом - в тундре без музыки никуда, а если ты еще и на сотни верст один, то и подавно. Случалось, он мог нагрянуть без предупреждения и своей гитарой и голосом целый вечер держал около себя весь поэтическо-творческий бомонд Таймыра. Я тогда был также приписан к цеху поэтов и посвятил Юрию-гидрологу искренние строки.

                           Дождей вода,

                           Озер вода,

                           Болот вода зловещая,

                           И под корнями, как руда,

                           Вода в гранитных трещинах.

                           О, сколько знаешь ты воды

                           Во всех ее обличиях:

                           Вода - туман,

                           Вода - как льды

                           И как вода обычная.

                           Есть друг-вода,

                           Вода-беда,

                           Есть тихая,

                           Есть пьяная,

                           Бывает с именем вода,

                           Бывает безымянная.

                           Нам дела мало: что и где?

                           Умылись - и обсохли.

                           А для тебя всегда в воде

                           Все корни философии

                           Вода хантайская ревет

                           И бьет гранитов глыбы,

                           А между глыб зеленый лед

                           Стремительнее рыбы.

                           И солнца отблеск золотой,

                           Как россыпь чистой дроби...

                           Водой небесно-голубой

                           Ты наполняешь колбы.

                           И бьет вода в твою ладонь,

                           Как в лопасти турбины.

                           И знаешь ты, какой огонь

                           Таят ее глубины.

                                                   Иван Козлов

Это единственный раз, когда я изменил родным плесам и говорил не о бай­кальской или ангарской, но даже не енисейской воде. О енисейской бы извини­тельно - Енисей на две трети Ангара - к месту встречи Ангара приносит воды в два раза больше Енисея - сплошь байкальская вода. Но и Хантайка нам родня. Она двоюродная сестра Ангары и Иркута, поскольку из Хантайского водоема, через турбины Хантайской ГЭС скатывается прямо в Енисей. И тут все в сборе. Хантайка - это далекий, но явный голос, в хоре сибирской цивилизации воды - ее хрустальный регистр. О ней тогда говорили и писали, но хорал ангарских и енисейских событий перекрывал все: в газетах на всех порах готовились к пере­крытиям на Ангаре и Енисее, и поэты предощущали, как это будет.
Но вернемся к девизу-призыву, что звучал на Днепрогэсе и Магнитке, ко­торый Ярослав Смеляков перенес из тридцатых годов в шестидесятые годы: «Даешь Ангару!» Как начиналось это «Даешь!» для нас, сказал Ростислав Фи­липпов, самый большой поэт Сибири - рост два метра, девятнадцать санти­метров! Все строки, далее явленные, от Ростислава Филиппова, и он несет полную персональную ответственность перед историей за сказанное.

Даешь!

Под этот бесконечно

Удалый клич, собой гордясь,

Вторично и уже навечно

В Сибирь Россия подалась.

Даешь!

И главное не соболь,

Не зверь, не золото с лотка.

Даешь!

Явился спрос особый

На ГЭС, на ЛЭП, на ЛПК.

                                      Р.Ф.

                                               * * *

                           Опять Иркутск. Опять. И кстати –

                           Перевести в полете дух...

                           Привет, старинный мой приятель!

                           А может - друг.

                           Не скажешь вдруг

                           И слыл тогда он щедрым очень,

                           Своих запасов не таил.

                           Он нас на улицах из бочек

                           Икрой и омулем кормил

                                                                     Р.Ф.

 

И вдруг интригующее «Вдруг!» Чему оно обязано? Котлован уже готовят, плотину возводят, москвичи понаехали, команду на стройке принял Иван Бочкин - гидростроитель от Бога, великий прораб цивилизации воды. Что же там еще? А там шагающие экскаваторы, впервые собранные на иркутской стройке в 1954 году.

                           И вдруг!

                          Как если б в жизни древней

                           Вдруг объявился космодром!

                           Как генеральский чин солдату!

                           Как если бы грибы в снегу!

                           Шагающий вдруг!

                           Экскаватор!

                           На том - ангарском берегу!

                                                           Р.Ф.

 

Это уж верно - с шагающим много шумели: старшее поколение помнит эту машину, которая одним ковшом заполняла десятитонный МАЗ. Под такие ковши вскоре подошли и сорокатонные Белазы, мастодонты послевоенных пятилеток.

                           Еще разобранный, картинно

                           Он стыл у кромки быстрых вод,

                           Но слово прочное «плотина»

                           Уже входило в обиход.

                           Потом...

                           О том не мало спето,

                           Написано стихов и пьес.

                           И свет дешевый,

                           Но у света

                           Иркутской ГЭС значенье есть.

                           Когда составы шли к Байкалу,

                           То сцепок звень, то стыков стук

                           Напоминали нам немало

                           И стук копыт, и звон кольчуг.

                                                         Р.Ф.

                                                 * * *

                           Когда приезжие ребята

                           Сбирались возле Ангары,

                           То не вопросы киловатта

                           Одни решались в те поры.

                           Не со стрелою, как с бедою,

                           На тетиве своей тугой

                           Предстало племя молодое

                           Перед сибирскою тайгой.

                           А с тем особым сумасбродством

                           Все переделать, изменить,

                           Что только страсть к землепроходству

                           Одна лишь может извинить.

                                                            Р.Ф.

                                               * * *

                           Перед рекою и горою

                           Все чаще слышалось кругом:

                           Не покорим, а перекроем,

                           Не наступаем, а идем.

                           И вновь Сибирь не хата с краю,

                           А дом, в который вложен труд.

                           Свой дом.

                           Его не покоряют,

                           В нем так ли эдак, но живут.

                           Ты из какого прибыл края?

                           Входи в гостеприимный дом.

                           Байкал - подковка голубая

                           На счастье в доме дорогом.

                                                            Р.Ф.

 

«Ты из какого прибыл края» - вопрос, возможно, и не риторический. Ну а коли приехал - так оставайся, живи, будь хозяином, что нередко и случалось.

                           Даешь! Бери!

                           Но в этом деле

                           Сибирь вела себя мудрей,

                           Сначала руки прикипели,

                           Потом сердца подались к ней.

                                                         Р.Ф.

                                             * * *

                           Для счастья сделано немало

                           С тех электрических годов.

                           Всего в Сибири больше стало –

                           Плотин, машин и городов,

                           Овец, алмазов и металла,

                           Портфелей, музыки, руды...

                           А счастья?

                           Счастья больше стало?

                           Ведь ради счастья все труды.

                                                              Р.Ф.

 

Вопрос о счастье мы оставим без ответа, но труд всех, кто создавал циви­лизацию воды в Сибири, непреходящ. Этот труд еще аукнется и откликнется в веках, ибо жизнь сибирской водной цивилизации только начинается. Гига­нтский труд военных и послевоенных поколений многократно воспет и будет воспет еще, ибо, в нашем случае, это жизнь и судьба Байкала. А Байкал, что бы ни случалось на планете, будет всегда оберегаем, как Живая Вода, как спа­сение и панацея.

                           Сибирь - жива. Она в движенье,

                           Мне лично те слова важны,

                           Что вовсе не к стихосложенью,

                           А к ней одной обращены.

                           Все наши беды преходящи.

                           Но подвиг всех сибиряков

                           Не преходящий, настоящий

                           Я оставляю для стихов.

                           Мне было молодо повсюду.

                           Но прежде все-таки всего,

                           Байкал, тебе обязан буду

                           За взлеты духа моего.

                           Над нами небо голубое.

                           Я улетаю на зарю.

                           За счастье быть в ладу с судьбою -

                           Благодарю.

                           Благодарю...

                                                        Р.Ф.

 

Что это за «цивилизация воды», о которой мы упоминаем? Немного исто­рии.
Первая известная нам по письменным источникам цивилизация древних Шумер была цивилизацией воды. Оросительные системы, запруды, тунне­ли-водоводы, открытые каналы, водохранилища, поливное орошение, дре­наж - все это разработано за пять-шесть тысячелетий до нас, в долинах рек Тигр и Евфрат. Благодаря этому земля Месопотамии давала урожаи сам-сто, сам-двести - посеяв меру гречихи, крестьянин собирал урожай в сто и двести крат. Все благополучие и культура Шумер: становление религии, мифология, архитектура, письменность - базировалось на земледелии с использованием оросительных систем.
Цивилизация Вавилона и Египта - тоже цивилизация воды, с каналами, водоподъемными колесами, шлюзами и плотинами, висячими садами Семи­рамиды и разливами Нила.
Древняя Греция и Древний Рим - уже цивилизации морские, но это тоже цивилизация воды: огромный флот, морская торговля, гигантские маяки, пор­ты, хождение по Средиземному и Черному морям, выход за Гибралтар, в Ат­лантику.
Цивилизация Древней Руси и России - несомненно, также есть цивилиза­ция воды. Проживая по берегам Днепра, Днестра и Волги, россы являлись ве­ликолепными водоходами. Везде и всюду проникали они по воде, и эту память водных дорог сохранили они в слове «вода», как понятие пути, от «водить», «водитель», «вождь». А вода как жидкость обозначалась словами: «влага», «влажный», «волглый», Волга.
Древняя русская картография полностью привязана к системам рек, воло­ков и озер. Русские пришли в Сибирь по воде - других дорог не было, и первый атлас Сибири «Чертеж земли Сибирской» испещрен обозначениями рек, их названий и указаниями, сколько дней пути от реки до реки, сколько по рекам, по волокам и прочее.
Сама природа учинила Великий водный путь через Сибирь всю до Велико­го океана. Из Белого моря доходим до Оби, из Оби, через Кеть и Кае в Енисей и Ангару, из Ангары и Байкала в Селенгу, из Селенги через Хилок и Ингоду в Онон и Шилку, а из Шилка и Аргуни в Амур. А уж Амур-Батюшка вынесет нас прямо в океан.
В девятнадцатом веке между Обью и Енисеем, по Кете и Касу, по озерам Большое и Касовское проложили Обь-Енисейский канал и освоили водный путь в полторы тысячи верст. Сегодня создание огромных морей в Сибири - это не только гидроэлектростанции и энергия - это еще и возможность со­здания Великой внутренней водной дороги от Москвы и Петербурга до Хаба­ровска и Владивостока.
Еще в 60-е годы популярный тогда поэт Евгений Евтушенко, сибиряк, жи­вущий в Москве, не произнося слов «цивилизация воды», в своей, и сегод­ня актуально звучащей поэме «Братская ГЭС», через века и страны озвучил монолог, идущий через тысячелетия и пространства - от Древнего Египта до берегов Ангары и Байкала. Это сентенция осмысления как давно минувших, так и ныне текущих дней - монолог-диалог Египетской пирамиды и Братской ГЭС. Но нам ценны не монологи Пирамиды или Братской ГЭС - они не значи­тельны в плане истории и жизни народов, а значительно глубже краткие моно­логи исторических персонажей: протопопа Аввакума, Радищева, безвестной бабушки, всю жизнь прожившей на берегах Ангары, а также строительницы ГЭС Нюши. Братская ГЭС - это, конечно, Байкал, его могучая дочь Ангара, но стихов о Братской ГЭС маловато - здесь монопольно и безраздельно весь плацдарм захватил Евтушенко.
На севере Прибайкалья стояли-были в разные годы безрадостные зоны-гулаги, и время начала строительства сибирской индустрии и начала духов­ного освобождения и уничтожения систем геноцида совпадают полностью. И старушка-сибирячка, насмотревшись на лагерных сидельцев, поминает их душевным состраданием, и принимает новое, чтоб только не вернулось ста­рое. На место бывшей зоны она несет цветы.

                           «Куда идешь ты, бабушка?»

                           «Я к лагерю, сынки...»

                           «А что несешь ты, бабушка?»

                           «Жарки несу, жарки...»

                           И смотрит отгороженно,

                           Печален и велик,

                           Из-под платка в горошинах

                           Рублевский темный лик.

                           «Ну что молчишь ты, бабушка?»

                           «Да так, сынок, - нашло».

                           «А что ты плачешь, бабушка?»

                           «Да так, я - ничего...»

                           И крестит экскаваторы

                           И нас - на все века -

                           Худая узловатая

                           Крестьянская рука...

                                                     Евгений Евтушенко

 

При показной и порою театральной надрывности и неизбежной сентимен­тальности, умел Евгений Евтушенко прозреть глубокий, почти космический в своей простоте лик народной жизни. Но взирая на историю, на прошлое Сибири, поэт видит, в основном, каторгу, скорбь, что является следствием той абсолютной идеологии, против которой он и пытался протестовать. Но черты народности при этом проступали явно.

                           Протопоп Аввакум, ты устал от желез.

                           Холодна власяница туманов.

                           Ты о чем размышляешь у Братской ГЭС

                           Среди тихих, как дети, шаманов?

                                                              Евгений Евтушенко

 

Монолог Радищева, загнанного Екатериной Второй аж в Илимск:

                           Давным-давно на месте Братской ГЭС

                           Я проплывал на утлой оморочке

                           С оскоминой от стражи и морошки,

                           Но с верою в светильниках очей.

                           Когда во мрак все погрузил заход,

                           Я размышлял в преддверии восхода

                           О скрытой силе нашего народа,

                           Подобной скрытой силе этих вод.

                           Но, озирая дремлющую ширь,

                           Не мыслил я, Чтоб вы преобразили

                           Тюрьмой России бывшую Сибирь

                           В источник света будущей России.

                                                              Евгений Евтушенко

 

Кто станет спорить, что главный герой сооружения Братской ГЭС, в ее реальном масштабе, является человек простой профессии: бульдозерист, эк­скаваторщик, сварщик, плотник, шофер. Таковой мы и знаем Нюру-Нюшку, крестьянскую девушку из деревни Великая Грязь, что своею волею пришла к Падуну, стала бетонщицей и вместе со всеми делала свое дело.

                           А однажды в ковбойках и кедах

                           К нам ввалился народ молодой

                           И запел о туманах и кедрах

                           Над могучею Ангарою.

                           Танцевали колеса и рельсы.

                           Окна ветром таежным секло.

                           «А теперь - за здоровье Уэллса!»

                           -Кто-то поднял под хохот ситро.

                           И очкарик, ученый ужасно,

                           Объяснил мне тогда, что Уэллс

                           Был писатель такой буржуазный

                           И не верил он в Братскую ГЭС.

                                                                  Евгений Евтушенко

 

Это из рассказа Буртовой Нюры-Нюшки. И еще из ее же монолога.

                           Я, конечно, помру, хоть об этом

                           Говорить рановато пока,

                           Но останусь я все-таки светом

                           На года, а быть может, века.

                           Пусть запомнят и внуки и внучки,

                           Все светлей и светлей становясь:

                           Этот свет им достался от Нюшки

                           Из деревни Великая Грязь.

                                                            Евгений Евтушенко

 

Поэт не раз бывал на строительстве ГЭС, читал строителям фрагменты будущей поэмы, но о самом открытии, о сдаче в эксплуатацию Братской ГЭС у поэта строк нет - на торжествах и на митинге в честь подписания Государствен­ного акта о сдаче Братской ГЭС поэта почему-то не было. Но многие иркутяне там были. Осенью 1967 года, в самом преддверии 50-летия революции, съез­жались в Братск гости со всего Союза, а из иркутского аэропорта поднялись сразу несколько самолетов. Первый, с высоким начальством, ушел раньше, а второй и третий позднее. Во втором самолете в Братск, на подмогу в празд­нике, летел отряд милиции, повара и официанты. В третьем корреспонденты различных газет и информационных агентств. Всех уже и не вспомнишь, но кого помню, назову: Володя Ходий собкор «Правды», Василий Лысенко -»Восточно-Сибирская правда», Володя Калаянов - «Советская молодежь», Володя Ивашковский - «Советская культура», Виталий Белоколодов - АПН, Леонид Шинкарев - «Гудок» и другие. Мне довелось лететь от областного отдела куль­туры, от Областного музея - событие должно было навсегда остаться в архи­вах области. Принимал ГЭС член ЦК и правительства Подгорный.
Рассказывать обо всем не уместно, только скажу, что все мы соревновались - кто сделает лучший снимок. Таковой сразу забирала центральная «Правда» на первую полосу -это было престижно. И тут всех обошел Володя Калаянов Он залез в ковш экскаватора и показал водителю - «Вира», а тот поднял его на высоту четырех или пяти этажей. Панорамный снимок Володи поместили в «Правде» и в «Известиях» на первой полосе.

                           И под музыку, шапки и крики

                           Вся сверкала и грохала ГЭС ..

                           Жаль, что не был тогда на открытье

                           Буржуазный писатель Уэллс!

                                                          Евгений Евтушенко

 

Есть у Евтушенко в поэме фрагмент, который можно толковать как символ.

                           Скрипело солнце на крюке у крана,

                           Спускаясь вглубь ангарской быстрины.

                           Стояла ГЭС, уже темнее справа,

                           И вся в закате - с левой стороны.

                           Она играла Ангарой взметенной

                           И сотворяла волшебство с водой,

                           Ее впуская справа - темно-темной,

                           А выпуская слева - золотой.

                                                               Евгений Евтушенко

 

Поэма Е.Евтушенко была и останется монументальным литературно-по­этическим памятником трудовым свершениям, не только гидростроителям, создателям Сибирских морей, но и всем, кто поднимал могучую Прибайкаль­скую индустрию. Это точно так, как монументальным литературным памят­ником всем солдатам Великой Отечественной войны навсегда осталась пре­красная народная поэма Александра Твардовского «Василий Теркин». И это хорошо понимают руководители и командиры современной индустрии.
А начиналась сибирская водная эпопея, наша Прибайкальская цивилиза­ция воды, очень давно, когда на Байкал, на Лиственничный мыс, к истоку Ан­гары, пришел первый казак и срубил малую, об одно окно, сторожку-зимовье. Потом были поставлены первые водяные мельницы у Иркутского острога на малых речках Кае и Ушаковке. Эти малые водные агрегаты и явились прямы­ми предтечами, предками, гидротехнических гигантов, всех наших ГЭС. Вода и тайга всегда были в союзе с нашими предками.

                           Работал плотник - дерево тесал,

                           Щепа петела в небо и в Байкал...

                           Работал плотник - щепы и кора

                           Летели в угли жаркого костра.

                           И думал плотник, не спеша, о том,

                           Как городок ваяли топором,

                           Когда сюда пришел искать казак

                           Себе удачи,

                           А казне ясак.

                           Казак - он и рыбак, и лесоруб,

                           На снежном берегу поставил сруб.

                           И свет играл слюдою на снегу

                           Здесь, на крутом

                           Байкальском берегу.

                           А мимо сруба светлая река

                           Катила бесконечно, как века.

                           Века прошли.

                           Отливом янтаря

                           У всех причалов плещется заря

                           И белые,

                           Как айсберги, суда

                           Легко качает красная вода.

                           Вода качает лодки и плоты,

                           Причалы, тротуары и мосты,

                           Вода качает лес,

                           Качает нас

                           И всю Листвянку,

                           Как большой баркас.

                           Красивое всесилие воды

                           На тонких гранях меди и слюды

                           Под звоны и блистанье топора

                           Зеркальная уносит Ангара.

                           Звенит топор у плотника в руках

                           О давних днях

                           И о ночных кострах,

                           О мостовых из тесаных лесин

                           И о мостах из бревен и тесин,

                           И вниз, к Байкалу,

                           Словно ручейки,

                          Сбегают деревянные мостки.

                                                             Иван Козлов

 

Листвянка, как и Братская ГЭС, стала местом паломничества всех и со все­го мира. Но разве уступят наши поэты прерогативу общения хотя бы кому-то, хотя бы на полшага, хотя бы на полвздоха. Нет. И Рита Дюкова, и Исаак Бро, и Олег Быков, и Владимир Кузьмин, словно сработанный квартет, в один голос подтверждают это.

                           Пахнут медом церковные свечи,

                           Над Листвянкой плывут облака,

                           Столбик дыма над каждою печью –

                           А дорога была нелегка.

                           Рассыпает сирень по распадкам,

                           У церковной стены тишина –

                           На опушке поставлю палатку,

                           И как парус качнется она.

                           Чудотворец отводит невзгоды,

                           А невзгодам не видно конца...

                           И светлеют и небо и воды На Байкале под взглядом Творца.

                                                                                                    Рита Дюкова, философ

                                      *  * *

                           Зарей янтарной облит Байкал,

                           Горят вершины и склоны скал.

                           В речушке горной горит вода,

                           Во всех изломах горит слюда.

                           В огне заката сгорает день

                           И цвет брусники стекает к тень.

                           Владимир Кузьмин - художник

                           К тебе летят из дальних далей

                           Побыть с тобой наедине,

                           «И утоли моя печали» -

                           В твоей спокойной глубине.

                           Пришел и я.

                           И все забылось

                           За голубым кордоном скал,

                           И сердце ровно в лад забилось

                           С прибоем волн твоих, Байкал.

                                                          Исаак Бро, странник

                                          *  * *

                           Божественная музыка Байкала!

                           Хрустальное сиянье тишины,

                           И шелест волн,

                           Светящих вполнакала,

                           И древних гор таинственные сны...

                           О чем молчите, черные глубины?

                          О чем рокочешь,

                           Пенистый прибой?

                           Я слышу вас, скалистые вершины,

                           И, ветры, вас, зовущих за собой...

                                                                    Олег Быков, импровизатор

 

                           О, Космос Байкала!

                           Ты вечность, в которой все тайна,

                           Источник легенд,  

                           Откровений людских и надежд.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                         

                           Ты - мудрость планеты   

                           И все-то в тебе не случайно...                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                           

                           ...Все необычно -

                           И гор живописные складки.

                           Гольцов белизна,

                           И узоры твоих берегов,

                           Жарков полыханье,

                           Которыми дышат распадки...

                           Само совершенство -

                           Ты детище добрых богов.

                           Твоя чистота, как молитва.

                           Молитва влюбленной природы.

                           Отрада ее,

                           Бесконечная радость и боль.

                           К тебе прикоснешься -

                           Забудешь любые невзгоды,

                           За то, что ты есть,

                           Мне, Байкал, поклониться позволь...                                                                                           

                                                                      Олег Быков                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                       

Мария Яковенко вне квартета. Псевдоним ее имени «Марина», таит в себе отзвук моря, и, размышляя о простом человеческом счастье, она не обошла имени Байкала.

                           Что такое счастье?

                           Счастье - это мы.

                           И когда здоровы

                           Наши пацаны.

                           И когда отец мой

                           На ногах еще,

                           И седая мама

                           Потчует борщом.

                           Счастье - это внучка,

                           Вылитая я.

                           В радости, в несчастье

                           Бок о бок родня.

                           Счастье - не покинуть

                           Родину отцов,

                           Да найти в ней силы   

                           Защитить сынов.

                           И гармошка с баней.

                           И дедов погост,

                           И Байкал, что славен,

                           И крутой мороз.

                                                           Марина Яковенко

 

А вот и еще одно воспоминание поэта, вне квартета, но поэт этот всегда знал Байкал и никогда не расставался с ним душою.

                           Погодка разгулялась, и дождик перестал.

                           Природа оживилась.

                           Я вышел на Байкал.

                           Хамар-дабан курился,

                           Дымил Шаманский мыс.

                           Над морем над Сибирским

                           Хребет крутой навис.

                           И поезд полукружьем вдоль берега спешил.

                           Казалось мне: я здешний, бывалый старожил.

                           Меня встречал духмяный багульник и бадан.

                           По-прежнему курился старик Хамар-Дабан.

                           По-преднему куда-то манил Тункинский тракт,

                           По-прежнему Байкал мне - родимый старший брат.

                           По-прежнему мне чудится селение Култук,

                           По-прежнему я молод и прежний в сердце стук.

                                                                    Михаил Скуратов, 1971 г.

 Вот такая история.
Володя Жемчужников прозаик - его повести и рассказы, его статьи о Бай­кале хорошо известны сибирякам. Живет он - трудно сказать где. То ли в Ир­кутске, то ли на Байкале, потому что там и там живет по долгу, во все времена года. И не мог он удержаться, ревнитель Байкала, мастер слова, чтоб не попы­таться срифмовать, спеть, выдохнуть хотя бы две-три строки о повседневном чуде в своем литературном и жизненном движении. И Володя, не больше, не меньше, а сразу соорудил «Гимн Байкалу».

                           Кто побывает у нас на Байкале,

                           Тот вспоминать будет долгие годы

                           Эти бескрайние синие дали,

                           Эти бездонные чистые воды.

                           Как перед чудом, встает на колени

                           Дальний паломник священного моря

                           И, совершая обряд омовенья,

                           Истово, как о спасении молит.

                           Господь, храни, Храни Байкал –

                           Он пригодится

                           Не только нам,

                           Не только нам Воды напиться.

                           В тайных глубинах, сокрытых за мглою,

                           Много диковин морских, первородных.

                           Чаша с байкальской живою водою -

                           Божеский дар человечьему роду

                           Счастливы те, кто хоть раз повидали                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                  

                           Дивное диво сибирской природы,

                           Эти бескрайние синие дали,

                           Эти бездонные чистые воды.

                           Господь, храни,

                           Храни Байкал -

                           Он пригодится

                           Не только нам,

                           Не только нам

                           Воды напиться.

                                                      Владимир Жемчужников

Назад в раздел